5. Вечность. Когда говорится, что Бог вечен (?????? - aeternus), это значит, что Он не имеет ни начала, ни конца своего бытия, и вообще свободен от всех условий времени.В Священном Писании это качество -а) многократно усвояет Себе сам Бог: живу Я вовек (Втор. 32:40); Я тот же, Я первый и

5. «О вечность, время без времени… начало без конца…» Всегда трудно соединить в уме время и вечность, особенно если время и вечность определяются в отношении друг друга взаимным отрицанием. Поэтому представляется целесообразным снова обратиться к предлагаемой отцами

Прошло более двух с половиной тысяч лет с той поры, как было положено начало научным размышлениям человека о времени. Тем не менее интерес к проблеме времени не только не снижается, но растет и углубляется как со стороны философов и физиков, так и биологов, геологов, историков и др.

Так, например, И. М. Савельева и А. В. Полетаев в своей монографии «История и время. В поисках утраченного» пишут: «Одной из главных тем философии времени является сакраментальный вопрос “что есть время?”, который, несомненно, можно отнести к числу “основных вопросов философии”. Для нашего анализа, однако, существен несколько иной вопрос, а именно как выглядит время. Речь идет об образе времени, складывающемся в сознании, и о тех качествах, которыми наделяется этот образ» . По поводу сказанного заметим, что вопрос «что такое время?», помимо важности его постановки, стал сакраментальным еще и по той причине, что одни философы упорно и настойчиво вели поиск ответа на него, а другие (нередко и выдающиеся мыслители) объявляли его умонепостигаемым феноменом. Вместе с тем вопрос «что есть время?», а не иной – «как выглядит время?», на наш взгляд, является наиболее существенным не только для анализа, проводимого философами, но и для представителей всех сфер науки и практики, включая, естественно, и историков. В этой связи попытаемся обосновать высказанный тезис в данной работе.

Указанные авторы, имея в виду под двумя образами времени вечность и время, далее подчеркивают: «Анализируя взгляды крупнейших философов на проблему времени, прежде всего, обращаешь внимание на то, что почти все они говорили о двух типах, точнее, образах времени. Подобные представления, несмотря на некоторые различия в способах описания, остаются практически неизменными вот уже два с половиной тысячелетия европейской истории. От античности и до поздней современности (или постмодернизма, существующего если не в социальной жизни, то, безусловно, в социальной мысли) подавляющее большинство философов, говоря о времени, мыслит категориями поразительно устойчивой структуры. Этот факт, как нам кажется, достаточно уникален и представляет самостоятельную тему для размышлений» .

Упомянутый факт, действительно, имеет место, однако по понятным причинам авторы не объясняют причину того, почему подавляющее большинство философов, говоря о времени, мыслит категориями поразительно устойчивой структуры. А все дело, по нашему мнению, в том, что природа (или причина) времени, которая не допускает наличия двух образов времени, не была им известна. О справедливости сказанного нами косвенно свидетельствует уже то обстоятельство, что, начиная от мыслителей древности и заканчивая философами современности, вечность и время или четко различали (как это делали, например, Платон, Августин, Боэций и Фома Аквинский), или в чем-то отождествляли (как это делают современные философы).

Как известно, в европейской культуре четкое различение двух образов времени, которые обозначаются терминами «вечность» и «время», впервые введено Платоном, хотя он сам при этом ссылался на «древних и священных философов» как на своих предшественников. Начиная с тех давних пор многие выдающиеся мыслители и философские школы предлагали им свое оригинальное толкование. Наконец, в современной философской литературе и справочных изданиях утвердилось мнение, согласно которому вечность – бесконечное время, время, не имеющее ни начала, ни конца. Однако если рассматривать проблему соотношения вечности и времени с точки зрения разработанной нами функциональной концепции времени, адекватно отражающей объективно-реальное время, вечность – не бесконечное время.

Дело в том, что, согласно функциональной концепции, объективно-реальное время образуется в результате последовательной смены конкретных, конечных материальных объектов, процессов (каждый объект – процесс). Объективно-реальное, функциональное время образуют все без исключения материальные процессы, начиная от микропроцессов и заканчивая процессами расширения и сжатия Вселенной как целого, если она пульсирует, и теория «горячей Вселенной» адекватно отражает существующие в природе реальности.

Причем функциональное время образуется не всяким, не любым движением, а качественными изменениями, являющимися причиной становления, то есть возникновения и исчезновения материальных объектов, процессов как таковых. Точнее было бы сказать, что лишь конкретные, конечные материальные процессы образуют свои собственные времена, в которых и существуют с момента своего возникновения и до воплощения их материального содержания в другие, последующие процессы, объекты. Свои собственные времена образуют физические, химические, биологические, исторические и любые другие реально существующие процессы.

В связи с тем, что последовательно сменяющиеся состояния материальных процессов, пока существуют как таковые, образуют только настоящее время, при течении объективно-реального, функционального времени происходит последовательная смена одних промежутков настоящего времени другими, последующими промежутками настоящего времени. Иными словами, объективно-реальное, функциональное время, образуемое конкретными, конечными процессами и их состояниями, течет не от прошлого через настоящее к будущему, а от настоящего к последующему настоящему. Сказанное относится и к функциональному историческому времени.

Функциональное историческое время образуется последовательно сменяющимися конкретными историческими процессами. Единицами функционального исторического времени являются временные промежутки, периоды, образуемые последовательно сменяющимися состояниями конкретного исторического процесса, а не дни, годы или столетия, представляющие собой единицы постулированного, условного исторического времени, придуманного человеком.

Физическое время образуется в результате изменений, последовательно происходящих в материальных объектах, процессах, а историческое – в результате последовательно сменяющихся событий, являющихся результатом деятельности людей, пользующихся орудиями труда и войны.

Таким образом, не только в природе, но и в обществе каждый процесс образует свое собственное время. Именно в этой связи мы вправе называть время, образуемое историческими процессами, историческим. Следует также иметь в виду, что, в отличие от физического времени, в понятие исторического времени вкладывается социальный смысл. Самим процессам, образующим социальное, историческое время, безразлично, живут люди в этом обществе богато или бедно, сражаются или занимаются мирным трудом, являются высоко- или малообразованными, здоровыми или больными. Все это волнует лишь самих людей, членов данного общества, и все это только в их сознании. И если сами социальные процессы управляются объективными законами, то восприятие их субъективно. Разные члены общества трактуют по-разному результаты социальных процессов в зависимости от места, занимаемого ими в этом обществе. Вместе с тем как физическое (и любое другое) время, так и историческое, по причине своей несубстанциональности, собственными свойствами не обладает, а лишь специфически отражает свойства образующего его процесса.

Функциональное время, по причине своей несубстанциональности, принципиально необратимо. Оно не повернется вспять и при обратном протекании процесса (если бы это было возможно).

В связи со сказанным выше более предпочтительной нам представляется точка зрения Августина Блаженного, который более полутора тысячи лет назад указывал на «бесконечное различие между временем и вечностью» .

И, по нашему мнению, между временем и вечностью существует бесконечное различие, ибо время, имеющее статус реальности, физическое значение, образуют, а потому во времени существуют лишь конкретные, конечные материальные объекты; объективно-реальное, но несубстанциональное функциональное время (другого времени, на наш взгляд, в природе нет), прежде чем существовать, должно возникнуть, иметь начало отсчета.

Несотворимая и неуничтожимая, вечно существующая глобальная Вселенная не возникает и не исчезает как таковая (Вселенной безразлично, какие в ней происходят изменения, процессы – независимо от них она всегда остается Вселенной), а потому своего собственного, единого времени не образует. Семантика же слова «вечность» означает лишь то, что несотворимая и неуничтожимая Вселенная, в отличие от материальных объектов, ее составляющих, существует постоянно, всегда. Иными словами, Вселенная в целом существует постоянно, вечно по причине своей несотворимости и неуничтожимости, а не потому, что существует в бесконечном времени.

Рациональное зерно содержится в другом высказывании Августина: «Все прошедшее слагается из будущего и все будущее зависит от прошедшего, всегда сущего, для которого нет ни прошедшего, ни будущего, что мы называем вечностью» . Действительно, все прошедшее когда-то было настоящим, и будущее реализуется, может реализоваться лишь в настоящем, но не в некотором едином мировом настоящем, не в вечности, а в настоящем времени, образуемом конкретными, конечными материальными объектами. По нашему мнению, здесь исключительно важно иметь в виду, что материальные процессы не являются функцией времени, как принято считать в науке. В реальной действительности, наоборот, само время является функцией образующих его процессов – физических, биологических, геологических, исторических и любых других.

Имея в виду время и вечность, Августин писал, что «они несравнимы... что длительное время делает длительным множество преходящих мгновений, которые не могут не сменять одно другое; в вечности ничто не проходит, но пребывает как настоящее во всей полноте, время как настоящее в полноте своей пребывать не может» .

Здесь Августин однозначно указывает на то, что в вечности нет течения времени, и с ним нельзя не согласиться. Другое дело, что продолжительность объективно-реального, функционального времени образуется не из преемственной последовательности различных мгновений, а из последовательно сменяющихся промежутков, периодов времени, образуемых последовательно сменяющимися состояниями конкретных, конечных материальных процессов, которые могут длиться от миллиардных долей секунды до миллиардов лет, но не бесконечно. И эти процессы образуют собственные настоящие времена, а не единое настоящее время материи в целом, глобальной Вселенной.

В вечности, действительно, «ничто не проходит», поскольку вечность – не безначальное и бесконечное время, образуемое миром в целом. Другое дело, что в вечно существующем мире возникают и исчезают конкретные конечные вещи, явления и процессы, образующие собственные настоящие временные длительности, в которых и существуют. Вечность не является особой субстанцией – единственной субстанциональной реальностью является сама материя, а потому все изменения, образующие время, происходят в вечно движущейся материи, а не в вечности, означающей лишь постоянное существование материи, обусловленное ее несотворимостью и неуничтожимостью. И лишь в этом смысле можно вести речь о том, что в мире, в природе всегда существует настоящее время, а к несотворимому и неуничтожимому, существующему вечно миру понятие времени, а следовательно и понятие видов времени, неприменимо. Иными словами, понятие времени, точнее, настоящего времени применимо лишь к конкретным, конечным материальным объектам, процессам, составляющим мир, а понятие вечности – к несотворимому неуничтожимому миру в целом.

Вечность мира не следует понимать в духе того, будто бы мир бесконечно стар в некотором едином течении времени. В этой связи нельзя не согласиться с тем, что вечность мира «следует понимать, прежде всего, в том смысле, что несотворимая, неуничтожимая материя будет иметь бесконечное существование, безотносительно к тому, каков бы ни был временной ритм изменений ее конкретных форм» .

Однако мы не можем согласиться с тем, что «вечность – бесконечное время» . Материя вечна и бесконечна в своем существовании не потому, что пребывает в бесконечном, вечном времени, а в связи с тем, что несотворима и неуничтожима, тогда как все ее конкретные конечные формы образуют свои собственные временные длительности, в которых и существуют. Именно благодаря их многообразию и сменяемости обеспечивается вечность самой материи, самого мира в целом.

Как уже было сказано, вечный мир единого времени не образует, поэтому понятие времени к нему неприменимо, следовательно, к вечности неприменимы и такие временные характеристики, как длительность и последовательность. Они применимы лишь ко времени, образуемому конкретными, конечными материальными объектами, составляющими мир.

Между тем Я. Ф. Аскин пишет: «Неправильно противопоставлять вечность как что-то неподвижное, как неподвижную длительность, течению времени. Неподвижной длительности не может быть... ибо по самой сущности длительность создается движением материи (но не материи как таковой, а материального содержания ее конкретных, конечных форм! – Т. Л. ), она не может быть неподвижной. Вечности присущи оба основных атрибута времени: и длительность, и последовательность» .

Неправомерность точки зрения, согласно которой длительность и последовательность – атрибуты вечности, очевидна уже ввиду отсутствия единого мирового времени. Ведь материя не может иметь длительности существования в несуществующем времени. Неподвижной временной длительности действительно не может быть. Собственные временные длительности образуют все без исключения конкретные формы существования материи, но не материя как таковая. И не только по причине своей несотворимости и неуничтожимости, но еще и потому, что материя существует только в своих конкретных формах.

Вечность мира – не бесконечное время не потому, что материя неподвижна, а в связи с тем, что она как таковая неизменна и стабильна, материи в целом не присуще становление.

В связи со сказанным выше и понятие длительности применимо лишь к конкретным, конечным формам материи, а не к вечности. Понятие «вечность», как было уже подчеркнуто, означает не подвижную длительность, не бесконечное время, а несотворимость и неуничтожимость материи, ее постоянное существование в ее конкретных конечных формах, которые только (а не материя как таковая) и образуют свои собственные временные длительности.

С нашей точки зрения, к материи как таковой, к глобальной Вселенной неприменимо и понятие последовательности. Если даже Вселенная в целом пульсирует – свое собственное время образуют и во времени существуют лишь периоды ее расширения и сжатия, но не сама несотворимая и неуничтожимая Вселенная. Только циклы пульсирующей Вселенной могут образовывать время, имеющее точку отсчета с момента Большого взрыва и момента начала сжатия, но не Вселенная как таковая.

Вечность мира – это вечность материи, неизменной стороны материи как субстанциональной реальности; материя несменяема и неизменна при многообразии и сменяемости ее проявлений, вечность связана с субстанцией, а время – с субстанциональной сферой, то есть с изменяющейся стороной субстанции. Субстанциональная сфера находится в постоянном движении, изменении, тогда как субстанция неизменна, стабильна. С одной стороны, движение, изменения – причина становления, а потому причина образования времени, с другой – движение, изменения обусловливают неизменность, сохраняемость, стабильность материи как единственной субстанциональной реальности.

Таким образом, понятие «вечность» применимо к тому, что сохраняется, неизменно, стабильно, то есть к материи как таковой, а понятие «время» – только к тому, что возникает и исчезает, имеет преходящий характер.

И хотя между временем и вечностью существует бесконечное различие, вечность и время представляют собой единство – единство противоположностей: сохранения и изменения, стабильности и нестабильности, – и это единство данных противоречивых сторон материи выражено в ее движении.

В этой связи мы не можем согласиться с Я. Ф. Аскиным, который, подразумевая под вечностью бесконечное время, пишет: «Рассматривая вечность как такое течение времени, которое не имеет начала и не придет к концу, мы тем самым характеризуем вечностью прошлое и будущее. По отношению к первому вечность выступает как отсутствие начала существования мира, по отношению ко второму – как отсутствие конца мира, его гибели. Но этими двумя моментами понятие вечности не может быть исчерпано. Имеется еще один, и притом центральный, вид времени – настоящее. И вечность прежде всего проявляется в том, что всегда имеется реальное настоящее материального мира, наличное бытие» .

Однако, если иметь в виду, во-первых, что Вселенная в целом не образует единого времени, уже неправомерно вести речь о видах времени применительно к несуществующему времени. Во-вторых, рассмотрение вечности как безначального и бесконечного течения времени означает не что иное, как признание объективности некоторого единого вселенского времени, отсутствие которого доказано. В-третьих, как было сказано выше, в реальной действительности нет времени без начала и конца, так как объективно-реальное, функциональное время образуют и поэтому во времени существуют лишь конкретные, конечные материальные вещи, явления и процессы. В-четвертых, все без исключения конкретные материальные объекты и их последовательно сменяющиеся состояния образуют только промежутки, периоды настоящего времени, которые имеют физический смысл, физическое значение. Прошлое и будущее статуса реальности не имеют, не могут иметь. В-пятых, по указанным выше причинам глобальная Вселенная была, есть и будет всегда Вселенной, так как она несотворима и неуничтожима, а не потому, что она существует во времени, не имеющем ни начала, ни конца.

Все сказанное выше должно внести достаточно ясности в то, что бесконечность ошибочно считается многими исследователями свойством времени. Так, например, Я. Ф. Аскин пишет: «Бесконечность как свойство времени выступает, прежде всего, бесконечной длительностью существования материи. Это временное свойство имеет важнейшее мировоззренческое значение. Проблема бесконечной или конечной длительности существования материи есть, в сущности, вопрос о том, была или не была материя порождена или она существовала постоянно, а также вопрос о возможности или невозможности будущей гибели материального мира» .

В этой связи заметим, что бесконечность не может являться свойством времени, поскольку время образуют и поэтому во времени существуют лишь конкретные, конечные материальные объекты. Бесконечная длительность существования материи (точнее было бы сказать – постоянное существование материи, поскольку время образуют конкретные формы материи, а не материя как таковая) обусловливает вечность существования материи, а не бесконечную длительность ее существования в бесконечном времени.

Вопрос о том, была или не была материя порождена, или она существовала постоянно, а также вопрос о возможности или невозможности гибели материального мира является проблемой не бесконечной или конечной длительности существования материи, а вечной или конечной длительности ее существования. Дело в том, что несотворимая и неуничтожимая Вселенная существует постоянно, вечно, а не в бесконечном времени. Как уже было сказано, несотворимая и неуничтожимая Вселенная в отличие от конкретных материальных объектов, ее составляющих, собственного времени не образует, а потому понятие времени (следовательно, и понятие бесконечности времени) к ней не применимо. Следует согласиться с тем, что признание первого, начального момента применительно к движущейся материи ведет к отказу от причинности и от принципа сохранения материи и движения, но не с тем, что положение о бесконечности времени является выводом из фундаментальных принципов современного естествознания, имеющих опытное происхождение. И это несмотря на то, что действительно «органическая связь времени с движущейся материей давно уже перестала быть содержанием лишь философских воззрений, она воплотилась в плоть и кровь естествознания, в таких его достижениях, как теория относительности, геохронология, учение о “биологических часах”» .

Все дело в том, что время связано не с несотворимой и неуничтожимой материей как таковой, а с конкретными, конечными формами ее существования, которые только и являются, могут являться объектом изучения естественных наук: физики, геологии, биологии и т. д.

Не обусловлено существование Вселенной в бесконечном времени и причинностью (ни самой по себе, ни вместе с законами сохранения), несмотря на то, что она действительно представляет собой связующую нить, объединяющую различные, последовательные состояния в развитии материи, генетическое отношение порождения одного явления другим, имеющее существенный временной характер. Дело в том, что последовательно сменяются не состояния материи как таковой, а конкретных, конечных материальных объектов и сами объекты, которые только и образуют свои собственные времена.

«Таким образом, – пишет Я. Ф. Аскин, – бесконечность существования мира, его вечность состоят в постоянном движении, изменении, развитии материи. В свете этого вывода лишается основы противопоставление категорий “вечности” и “времени”, характерное для идеалистической философии и теологии. Рассматривая время как нечто связанное с изменениями, философы-идеалисты и теологи понимают вечность не как бесконечное время, а как вневременность. Это связано с рассмотрением ими вечности как атрибута, принадлежащего чему-то неизменному, потому, что длится без изменений, что лишено последовательности. Тем самым вечность рассматривается как отделенное от материального мира и противопоставленное ему состояние» .

В связи с этим заметим, что мир, действительно, существует вечно, постоянно, всегда, поскольку он несотворим и неуничтожим, но не в бесконечном времени – именно по причине своей несотворимости и неуничтожимости (а не потому, что он неподвижен). Материальный мир находится в постоянном движении и изменении, однако эти изменения являются причиной становления, возникновения и исчезновения, а потому причиной образования конкретными материальными объектами собственного (но не единого мирового) времени.

Речь здесь идет не о противопоставлении категорий «вечности» и «времени», а о единстве двух противоположностей, которое выражено в вечном движении.

«Структурной единицей течения времени, – утверждает Я. Ф. Ас-кин, – выступает “момент времени”. Бесконечность времени означает бесконечность моментов времени. Поскольку мы говорим об этой последней, мы берем моменты времени в некотором отношении как элементы, одинаковые в смысле принадлежности их всех ко времени как к определенной форме бытия материи. С другой стороны, момент времени не является некоей самостоятельной субстанцией, а представляет собой форму бытия совокупности событий, состояний движущейся материи, причем специфика каждого из временных моментов есть выражение качественно различного характера этих совокупностей» .

По нашему мнению, структурной единицей течения времени может выступать «момент времени» лишь при условии, что под ним подразумевается промежуток, период времени, образуемого последовательно сменяющимися состояниями материальных объектов, самими объектами. Однако бесконечность моментов времени не может означать, по известным уже причинам, бесконечность единого мирового времени.

Вопреки всему сказанному выше в философском энциклопедическом словаре сказано: «Вечность, бесконечность времени существования материального мира обусловлена несотворимостью и неуничтожимостью материи и ее атрибутов, материальным единством мира. Вечность присуща лишь материи в целом; каждая конкретная материальная система имеет начало и конец во времени, является преходящей» .

В этой связи заметим, во-первых, что вечность, по указанным уже причинам, не является бесконечным временем.

Во-вторых, несотворимостью и неуничтожимостью материи и ее атрибутов обусловлена вечность мира в целом, но не бесконечность времени, поскольку бесконечного времени в природе не существует, ибо объективно-реальное, функциональное время образуют, как уже было сказано, лишь конкретные конечные формы бытия материи.

В-третьих, вечность присуща не только материи в целом, но и материальному содержанию каждой конкретной системы, так как оно субстанционально, не возникает и не исчезает как таковое, а, только изменяясь, воплощается в другие системы. В природе имеет место многообразие и сменяемость проявлений материи, но не возникновение и исчезновение материи как таковой или материального содержания ее конкретных форм как таковых.

В-четвертых, следует иметь в виду, что каждая конкретная материальная система имеет начало и конец не в некотором едином мировом времени, а в ею же образуемом времени. Несубстанциональное время, прежде чем существовать, должно возникнуть, а возникает оно лишь с конкретными системами. Началом отсчета их собственного времени являются моменты их возникновения как таковых, заканчивается же собственное настоящее время этих систем в момент их исчезновения как таковых в результате воплощения их материального содержания в другие системы.

В-пятых, преходящей является данная конкретная материальная система как таковая, а не ее материальное содержание. Заканчивается, исчезает навсегда, безвозвратно время данной системы, поскольку оно несубстанционально, а ее субстанциональное материальное содержание воплощается в новые, последующие системы, которые начинают образовывать свое собственное настоящее время.

В связи со сказанным выше мы не можем согласиться и со следующим утверждением: «Вечность как бесконечность времени существования материи имеет количественные и качественные аспекты. В количественном отношении вечность включает в себя актуальную бесконечность последовательно сменяющих друг друга временных интервалов бытия материальных систем (столетий, тысячелетий и т. д.). В качественном отношении вечность включает в себя бесконечную последовательность качественных изменений материи, смену ее состояний, форм и законов движения, неограниченное многообразие пространственно-временных структур в различных материальных системах» .

Поскольку вечность не является временем, бесконечным временем, она не может иметь каких-либо временных характеристик. Вечность не может включать в себя актуальную бесконечность последовательно сменяющих друг друга временных интервалов бытия материальных систем (столетий, тысячелетий и т. д.), так как, во-первых, эти интервалы не образуют единого мирового безначального и бесконечного времени; во-вторых, столетия и тысячелетия являются единицами условного, реально не существующего времени и поэтому, при строгом подходе, не имеют какого-либо отношения не только к вечности, но и к объективно-реальному, функциональному времени.

Таким образом, из всего сказанного выше вытекает, что вечность не является, не может являться бесконечным временем. Следовательно, в связи со сказанным выше исторические процессы происходят не в вечности, а в ими же образуемом времени. Исторический процесс представляет собой последовательную смену исторических событий, вместе с которыми начинается и заканчивается образуемое ими время.

В этой связи как философов и историков, так и представителей всех других сфер науки и практики должны интересовать, прежде всего, сущность и свойства объективно-реального, функционального времени, а не образы реально не существующего постулированного, придуманного человеком времени. Использование, например, историками в своих исследованиях понятия функционального исторического времени, на наш взгляд, позволит им не только создавать более объективную историю, но и лучше прогнозировать будущее.

Савельева, И. М., Полетаев, А. В. История и время. В поисках утраченного. – М., 1997. – С. 73.

Савельева, И. М., Полетаев, А. В. Указ. соч. – С. 73.

Антология мировой философии. – Т. 1. – Ч. 2. – М., 1969. – С. 586.

Антология мировой философии. – Т. 4. – М., 1969. – С. 586.

Философский энциклопедический словарь. – М., 1983. – С. 80.

Разве не обветшали разумом те, кто спрашивают нас: «Что делал Бог до того, как создал небо и землю? Если Он ничем не был занят, – говорят они, – и ни над чем не трудился, почему на всё время и впредь не остался Он в состоянии покоя, в каком всё время пребывал и раньше? Если же у Бога возникает новое деятельное желание создать существо, которое никогда раньше Им создано не было, то что же это за вечность, в которой рождается желание, раньше не бывшее? Воля ведь присуща Богу до начала творения: ничто не могло быть сотворено, если бы воля Творца не существовала раньше сотворенного. Воля Бога принадлежит к самой субстанции Его. И если в Божественной субстанции родилось то, чего в ней не было раньше, то субстанция эта по справедливости не может быть названа вечной; если вечной была воля Бога творить, почему не вечно Его творение?».

Те, кто говорят так, еще не понимают Тебя, Премудрость Божия, просвещающая умы, еще не понимают, каким образом возникло то, что возникло через Тебя и в Тебе. Они пытаются понять сущность вечного, но до сих пор в потоке времени носится их сердце и до сих пор оно суетно. Кто удержал бы и остановил его на месте: пусть минуту постоит неподвижно, пусть поймает отблеск всегда недвижной сияющей вечности, пусть сравнит ее и время, никогда не останавливающееся. Пусть оно увидит, что они несравнимы: пусть увидит, что длительное время делает длительным множество преходящих мгновений, которые не могут не сменять одно другое; в вечности ничто не приходит, но пребывает как настоящее во всей полноте; время, как настоящее, в полноте своей пребывать не может. Пусть увидит, что всё прошлое вытеснено будущим, всё будущее следует за прошлым, и всё прошлое и будущее создано Тем, Кто всегда пребывает, и от Него исходит. […]

И если чей-то легкомысленный ум скитается среди образов давних времен и удивляется, почему Ты, Господи, Всемогущий, всё создавший и всё содержащий, Мастер, создавший небо и землю, не приступил к такому великому делу в течение бесчисленных веков, то пусть он пробудится и поймет, что удивление его напрасно.

Как могли пройти бесчисленные века, если они не были еще созданы Тобой, Творцом и Учредителем всех веков? Было разве время, Тобой не учрежденное? И как могло оно пройти, если его вовсе и не было? А так как делатель всякого времени – Ты, то, если до сотворения неба и земли было какое-то время, то почему можно говорить, что Ты пребывал в бездействии? Это самое время создал Ты, и не могло проходить время, пока Ты не создал времени. Если же раньше неба и земли вовсе не было времени, зачем спрашивать, что Ты делал тогда. Когда не было времени, не было и «тогда».

Ты не во времени был раньше времен, иначе Ты не был бы раньше всех времен. Ты был раньше всего прошлого на высотах всегда пребывающей вечности, и Ты возвышаешься над всем будущим: оно будет и, придя, пройдет, «Ты же всегда – тот же, и годы Твои не кончаются». Годы Твои не приходят и не уходят, а наши, чтобы прийти им всем, приходят и уходят. Все годы Твои одновременны и недвижны: они стоят; приходящие не вытесняют идущих, ибо они не проходят; наши годы исполнятся тогда, когда их вовсе не будет. «Годы Твои как один день», и день этот наступает не ежедневно, а сегодня, ибо Твой сегодняшний день не уступает места завтрашнему и не сменяет вчерашнего. Сегодняшний день Твой – это вечность; поэтому вечен, как и Ты, Сын Твой, Которому Ты сказал: «Сегодня Я породил Тебя». Всякое время создал Ты и до всякого времени был Ты, и не было времени, когда времени вовсе не было.

Не было времени, когда бы Ты не создавал чего-нибудь; ведь создатель самого времени Ты. Нет времени вечного, как Ты, ибо Ты пребываешь, а если бы время пребывало, оно не было бы временем.

Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? Кто смог бы постичь мысленно, чтобы ясно об этом рассказать? О чем, однако, упоминаем мы в разговоре, как о совсем привычном и знакомом, как не о времени? И когда мы говорим о нем, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничто не проходило, не было бы прошлого времени; если бы ничто не приходило, не было бы будущего времени; если бы ничего не было, не было бы и настоящего времени. А как могут быть эти два времени, прошлое и будущее, когда прошлого уже нет, а будущего еще нет? и если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое. Как же мы говорим, что оно есть, если причина его возникновения в том, что его не будет! Разве мы ошибемся, сказав, что время существует только потому, что оно стремится исчезнуть? […]

И, однако, Господи, мы понимаем, что такое промежутки времени, сравниваем их между собой и говорим, что одни длиннее, а другие короче. Мы даже измеряем, насколько одно время длиннее или короче другого, и отвечаем, что этот промежуток вдвое или втрое больше или меньше того, или что оба равны. Мы измеряем, однако, время только пока оно идет, так как, измеряя, мы это чувствуем. Можно ли измерить прошлое, которого уже нет, или будущее, которого еще нет? Осмелится ли кто сказать, что можно измерить не существующее? Пока время идет, его можно чувствовать и измерять; когда оно прошло, это невозможно: его уже нет. […]

Совершенно ясно теперь одно: ни будущего, ни прошлого нет, и неправильно говорить о существовании трех времен: прошедшего, настоящего и будущего. Правильнее было бы, пожалуй, говорить так: есть три времени – настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего. Некие три времени эти существуют в нашей душе, и нигде в другом месте я их не вижу: настоящее прошедшего – это память; настоящее настоящего – его непосредственное созерцание; настоящее будущего – его ожидание. Если мне позволено будет говорить так, то я согласен, что есть три времени; признаю, что их три. Пусть даже говорят, как принято, хотя это и неправильно, что есть три времени: прошедшее, настоящее и будущее; пусть говорят. Не об этом сейчас моя забота, не спорю с этим и не возражаю; пусть только люди понимают то, что они говорят и знают, что ни будущего нет, ни прошлого. Редко ведь слова употребляются в их собственном смысле; в большинстве случаев мы выражаемся неточно, но нас понимают.

Я несколько ранее говорил о том, что мы измеряем время, пока оно идет, и можем сказать, что этот промежуток времени вдвое длиннее другого или что они между собой равны, и вообще сообщить еще что-то относительно измеряемых нами частей времени. Мы измеряем, как я и говорил, время, пока оно идет, и если бы кто-нибудь мне сказал: «Откуда ты это знаешь?», я бы ему ответил: «Знаю, потому что мы измеряем его; того, что нет, мы измерить не можем, а прошлого и будущего нет». А как можем мы измерять настоящее, когда оно не имеет длительности? Оно измеряется, следовательно, пока проходит; когда оно прошло, его не измерить: не будет того, что можно измерить. Но откуда, каким путем и куда идет время, пока мы его измеряем? Откуда, как не из будущего? Каким путем? Только через настоящее. Куда, как не в прошлое? Из того, следовательно, чего еще нет; через то, в чем нет длительности, к тому, чего уже нет. Что же измеряем мы как не время в каком-то его промежутке? Если мы говорим о времени: двойной срок, тройной, равный другому, и т. д. в том же роде, то о чем говорим мы, как не о промежутке времени? В каком же промежутке измеряется время, пока оно идет? В будущем, откуда оно приходит? Того, чего еще нет, мы измерить не можем. В настоящем, через которое оно идет? То, в чем нет промежутка, мы измерить не можем. В прошлом, куда оно уходит? Того, чего уже нет, мы измерить не можем. А мы только и говорим: «Время и время, времена и времена»; «как долго он это говорил»; «как долго он это делал»; «какое долгое время я этого не видел»; «чтобы произнести этот слог, времени требуется вдвое больше, чем для того, краткого». Мы и говорим это и слышим это; сами понимаем и нас понимают. Это яснее ясного, обычнее обычного и это же так темно, что понять это – это открытие.

Я слышал от одного ученого человека, что движение солнца, луны и звезд и есть время, но я с этим не согласен. Почему тогда не считать временем движение всех тел? Если бы светила небесные остановились, а гончарное колесо продолжало двигаться, то не было бы и времени, которым мы измеряли бы его обороты? Разве не могли бы мы сказать, в зависимости от того, как шло колесо: равномерно, замедляя свой ход или ускоряя его, эти обороты длились дольше, а те меньше? Разве, говоря это, мы говорили бы вне времени? и не было в наших словах долгих и коротких слогов? одни ведь звучали в течение более длительного, а другие более короткого времени. Господи, дай людям в малом увидеть законы общие для малого и великого. Есть звезды, светильники небесные, «для знамений и времен дней и годов» Да, есть, но ни я не скажу, что оборот этого деревянного колесика есть день, ни тот ученый не сможет сказать, что тут времени нет.

Я хочу узнать природу и сущность времени, которым мы измеряем движение тел и говорим, например: «Это движение было вдвое длительнее того». […]

Ты велишь мне подтвердить, что время – это движение тел? Нет, не велишь. Что всякое тело может двигаться только во времени, это я слышу. Ты мне это говоришь. А что это самое движение тела есть время, этого я не слышу: не Ты это говоришь. Когда тело начинает двигаться, то я временем измеряю, как долго, от начала движения и до прекращения его, оно находилось в движении. И если я не видел, с какого времени тело начало двигаться, а оно движения не прекращало, и я тоже не увидел, когда оно остановилось, то я не могу измерить продолжительности движения, разве что за время, с какого я это тело увидел и до того, как перестал его видеть. И если я его вижу длительно, то я могу заявить только, что прошло много времени, не определяя точно его продолжительности, ибо продолжительность определяется сравнением; например: «такой же срок, как и тот» или «срок вдвое больший» и прочее в том же роде. Если же мы сможем отметить место, откуда начинает и где заканчивает свое движение тело или его части, если оно движется словно на токарном станке, то мы сможем сказать, сколько времени продолжалось движение тела или части его от одного места до другого. А раз движение тела – это одно, а то, чем измеряется длительность этого движения, – другое, то не ясно ли, чему скорее следует дать название времени? И если тело и движется иногда по-разному, а иногда и останавливается, то мы можем измерить временем не только движение, но и остановку, и сказать: «Стояло столько же времени, сколько и двигалось» или: «Стояло вдвое или втрое больше, чем двигалось» и прочее в том же роде, смотря по тому, точно наше исчисление или приблизительно: «больше», «меньше». Время, следовательно, не есть движение тела. […]

Deuscreatoromnium(«Господь, всего создатель») – стих этот состоит из восьми слогов, кратких и долгих, чередующихся между собой; есть четыре кратких: первый, третий, пятый, седьмой; они однократны по отношению к четырем долгим: второму, четвертому, шестому и восьмому. Каждый долгий длится вдвое дольше каждого краткого: я утверждаю это, произнося их: поскольку это ясно воспринимается слухом, то оно так и есть. Оказывается – если доверять ясности моего слухового восприятия – я вымеряю долгий слог кратким и чувствую, что он равен двум кратким. Но когда один звучит после другого, сначала краткий, потом долгий, как же удержать мне краткий, как приложить его в качестве меры к долгому, чтобы установить: долгий равен двум кратким. Долгий не начнет ведь звучать раньше, чем отзвучит краткий. А долгий – разве я измеряю его, пока он звучит? Ведь я измеряю его только по его окончании. Но, окончившись, он исчезает. Что же такое я измеряю? Где тот краткий, которым я измеряю? Где тот долгий, который я измеряю? Оба прозвучали, улетели, исчезли, их уже нет, а я измеряю и уверенно отвечаю (насколько можно доверять изощренному слуху), что долгий слог вдвое длиннее краткого, разумеется, по длительности во времени. И я могу это сделать только потому, что эти слоги прошли и закончились. Я, следовательно, измеряю не их самих – их уже нет, – а что-то в моей памяти, что прочно закреплено в ней.

В тебе, душа моя, измеряю я время. Избавь меня от бурных возражений; избавь и себя от бурных возражений в сумятице своих впечатлений. В тебе, говорю я, измеряю я время. Впечатление от проходящего мимо остается в тебе, и его-то, сейчас существующее, я измеряю, а не то, что прошло и его оставило. Вот его я измеряю, измеряя время. Вот где, следовательно, время или же времени я не измеряю. […]

Каким же образом уменьшается или исчезает будущее, которого еще нет? каким образом растет прошлое, которого уже нет? Только потому, что это происходит в душе, и только в ней существует три времени. Она и ждет, и внимает, и помнит: то, чего она ждет, проходит через то, чему она внимает, и уходит туда, о чем она вспоминает. Кто станет отрицать, что будущего еще нет? Но в душе есть ожидание будущего. И кто станет отрицать, что прошлого уже нет? Но и до сих пор есть в душе память о прошлом. И кто станет отрицать, что настоящее лишено длительности: оно проходит мгновенно. Наше внимание, однако, длительно, и оно переводит в небытие то, что появится. Длительно не будущее время – его нет; длительное будущее – это длительное ожидание будущего. Длительно не прошлое, которого нет; длительное прошлое – это длительная память о прошлом.

Августин Аврелий. Исповедь / Августин Аврелий //

Лабиринты души. Симферополь: Реноме, 1998. С. 157-167.

• 1. По какому критерию разделил Августин мир божественный и земной? В чем их существенное различие и какие следствия для познания природы Бога вытекают из такой постановки вопроса?
• 2. По какой причине для философа вопрос о том, «Что делал Бог до того как создал небо и землю?» является бессмысленным и нелепым?
• 3. Что есть время? Каким образом мы можем измерять время, если «прошлого уже нет, а будущего еще нет», а настоящее есть вечно исчезающее сейчас?
• 4. О каких трех временах говорит Августин? Согласны ли Вы с рассуждениями философа? На Ваш взгляд, насколько такое представление о времени обосновано?
• 5. Принадлежит ли время внешнему миру как объективная форма его существования?

Священное Писание дает понять, что Бог существует вне времени. Время в человеческом понимании сотворено Богом, как и вся вселенная. В статье автор рассуждает, можно ли применить категорию времени к Лицам Святой Троицы, а также анализирует гипотезу о предсуществовании Христа.

Христианское богословие выработало аксиоматические представления о Боге, которые можно кратко сформулировать так: Бог и только Бог Безначален, Неизменяем и Всемогущ. Неизменяемость - постоянство Бога во времени, ассоциирована с вечностью. Вечен Сам Бог. Божественная вечность исключает всякое время. Бог вне времении не может быть подвержен каким-либо изменениям, тлению или возникновению. Бога нельзя мыслить в пространстве или времени. Св. Григорий Богослов учил: «Совершенное единство внутри-Божественной жизни выражается прежде всего в безусловной вневременности Божественного бытия. Бог вечен по природе и выше всякой последовательности и разделения. И мало сказать: "Бог всегда был, есть и будет", лучше сказать: «Он есть, ибо Он сосредотачивает в Себе Самом целое бытие, которое не начиналось и не прекратится». И потому, «если Один был от начала, то было Три». В Божестве и в Божественной жизни нельзя мыслить или представлять какие бы то ни было изменения, какие бы то ни было «деления времени» . Это относится не только к Триединому Богу, но и к каждому ипостасному лицу Святой Троицы. Св. Афанасий подчеркивал: «Из отношений Отца и Сына должна быть исключена всякая последовательность, всякая "продолжительность" или расстояние между ними. Здесь исключается всякое "некогда" и "когда"» .

Однако мы знаем, что Сын Божий в отличие от остальных Лиц Святой Троицы воплощается - рождается от Девы Марии и тем самым входит в наш мир, космологически связанный с пространством и временем. Он скитается по землям древней Палестины, проповедует в разных городах, и эта земная жизнь Сына Божьего протекает во времени и пространстве. И здесь возникает апория, которая поставила древнюю Церковь на грань раскола. Как соединить Бога Отца с Логосом, Логоса - со Христом и Христа с человеком, сохранив при этом их ипостасное различие, но не разделяя Святую Троицу как Бога Единого, который выше всякого совершенства, выше всякой сущности и времени . Новизна и сложность проблемы усугублялась тем, что в ней богословие неявно переплеталось с метафизикой времени. Отстаивая божественность Иисуса Христа, необходимо было соединить вневременную вечность Триединого Бога и время тварного мира.

Для воззрений христианских писателей первых веков характерно представление о времени как о некой сфере бытия, единой для Бога и человека. Время существует как бы само по себе, независимо от Бога и твари. Оно безначально, бесконечно, не ограниченно никаким пределом ни в прошлом, ни в будущем. Вечность воспринималась ими как непрерывно и постоянно длящийся во времени процесс, например как «жизнь вечная» или как нечто запредельное, находящееся вне бесконечного и безначального времени - «прежде всех век» . Разрешить возникающие противоречия можно было двумя путями: оставаясь верным учению и преданию святой Церкви о божественной природе Иисуса Христа, отказаться от традиционного чувственного восприятия времени и вечности или, сохранив устоявшиеся представления о времени, пожертвовать божественной природой Святой Троицы. Если первый путь открыл нам истину бытия Триединого Бога, то второй - породил ереси разных толков. Потребовалось почти четыре столетия гонений, преследований и борьбы как с внешними, так и внутренними противниками, пока в недрах Церкви не выкристаллизовалась Божественная Истина, нашедшая свое выражение в Никейском Символе веры. Отстаивая божественную природу Иисуса Христа и единство Бога Троицы, святые отцы неявно формировали новые представления о времени и вечности.

Противоречие между вневременным бытием Святой Троицы и нисхождением Сына Божьего в мир - это апория времени, и корни ее решения в метафизике времени. Она решалась в рамках концепции вневременного ведения Богом земной истории. Бог вне времени, поэтому между двумя любыми событиями на земле для Него не может быть никакой временной протяженности. Все события нашего мира для Бога одновременны и мгновенны. По словам Григория Богослова, когда мы сводим в единство начало и конец времени, то приходим к вечности (!): «Вечность не есть ни время, ни часть времени; потому что она неизмерима» . А что иначе, как не мгновение, может подразумеваться святым отцом, когда начало какого-либо события совпадает с его концом? В этом случае начало и конец одномоментны, и все промежуточные события, лежащие между началом и концом, заключены в этом едином мгновении. Об этом же учил блж. Августин: «О человек! То, что говорит писание Мое, говорю Я. Только оно говорит во времени, слово же Мое времени не подвластно, ибо оно пребывает со Мной одинаково вечно. То, что вы видите Духом Моим, - Я вижу; то, что вы говорите Духом Моим, - Я говорю. Но вы видите во времени, а Я вижу не во времени, и точно так же вы говорите во времени, а Я говорю не во времени». «То, что было произнесено, не исчезает; чтобы произнести всё, не надо говорить одно вслед за другим: всё извечно и одновременно» . Аналогичной точки зрения придерживались многие св. отцы. Так, св. Афанасий, св. Василий Великий, св. Григорий Нисский и другие считали, что мир сотворен Богом не во времени, а мгновенно.

Вся земная история от сотворения мира является для Святой Троицы мгновением без какой-либо длительности или протяженности. Из этого божественного мига нисходит в наш мир Сын Божий Бог-Слово, рождаясь во времени от Девы Марии и принимая на себя человеческую природу. И в этот же божественный миг Он возвращается после крестной смерти и воскресения. Но возвращается уже как Иисус Христос, как Сын Божий и Сын Человеческий, в воскресшем обоженном теле, «воссевши одесную Отца» после вознесения на «небо». Для Святой Троицы эти события не разделены десятками лет, как воспринимаем их мы, находящиеся на земле. Для Триединого Бога они, как и вся земная история, одновременны и мгновенны. «Одесную отца» нет «ни времени, ни части времени» , нет наших причинно-следственных связей, нет прошлого и будущего, причины и следствия. В этом мгновении Бог Слово «всегда» Иисус Христос как «Агнец, закланный от сотворения мира» . Иначе пришлось бы разделить Бога Слово на двух - одного в Троице, как нисшедшего, а другого в Иисусе, как восшедшего, и признать одновременное существование двух Слов Божиих, то есть подменить Троицу четверицей. «Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все» (Ефес. 4, 10). Бог-Слово и Иисус Христос неделимы, они - единая Ипостась Триединого Бога, позволяющая Сыну Божьему одновременно находиться в двух мирах, во вневременном мире Триединого Бога как Бог Слово и во временном миге земной истории как Иисус Христос.

Для нас божественный миг разворачивается во времени, не разделяя единство Бога-Слово и Иисуса Христа, не разрушая Божественную Троицу и оставляя Их постоянными и неизменными - такими, какими они были в этом мгновении. Поэтому, следуя преданию Церкви и учению отцов, мы покланяемся Иисусу Христу как Богу истинному, как Сыну Божьему и Сыну Человеческому, второй ипостаси Святой Троицы и почитаем Деву Марию Богородицей.

Бог-Слово может войти в наш мир только через божественный миг земной истории, в котором Он и Иисус Христос едины. Поэтому в нашем тварном мире Сын Божий Бог-Слово всегда, во все времена, являет Себя как Иисус Христос, состоящий из божественной и человеческой природы. Мы видим, что из учения о вневременности Божественного бытия с необходимостью вытекает возможность предсуществования Иисуса Христа в событиях, имевших место до Его земного рождения. Действительно, если мы веруем во второе пришествие Христа в будущем, когда Он явит Себя во славе судить «живых и мертвых», то мы не можем исключать такой возможности и в прошлом, например, при сотворении мира и человека, так как «одесную Отца» для Бога нет прошлого и будущего.

Сама идея предсуществования Иисуса Христа во плоти не нова и была известна в древней Церкви. Однако, в отличие от учения о предвечном рождении и предсуществования Сына Божьего Бога-Слово, она не получила широкого распространения. Это связано с тем, что возможность предсуществования плоти, пусть даже воскресшей и воипостазированной Богом-Словом, но до ее земного рождения, воспринималась как факт абсурдный, противоречащий чувственному опыту времени. Тем не менее в Священном Писании, в учении св. отцов содержатся не только отдельные высказывания, которые могут быть истолкованы как предсуществование Иисуса Христа во плоти до Его рождения, но и прямые указания на этот факт, как, возможно, имевший место в библейской истории.

На Свое предсуществование неоднократно указывал Своим ученикам Сам Христос: «…истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин. 8, 56-58); «ныне прославь Меня Ты Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у тебя прежде бытия мира» (Ин. 17, 5). И далее: «Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин. 3, 13); а также: «Что ж, если увидите Сына Человеческого восходящего туда, где был прежде» (Ин. 6, 62). Буквальное толкование этих слов подразумевает Сына Человеческого, то есть Бога-Слова воплощенного. Эти слова могут свидетельствовать о том, что «одесную отца» Сын Божий Бог-Слово и воскресший во плоти Иисус Христос едины.

Апостол Павел учил: «…в Котором мы имеем искупление Кровию Его и прощение грехов, Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари; ибо Им создано все, что на небесах и на земле, видимое и невидимое: начальства ли, господства ли, власти ли, - все Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и все Им стоит» (Кол. 1, 14-1). Здесь явно идет речь об Иисусе Христе как Боге-Слове воплощенном, иначе о чьей крови говорит апостол. Если Он, по апостолу, «прежде всего», то и прежде рождения от Девы Марии. Более того, из этих слов следует, что «все создано» Иисусом Христом «Им и для Него» и «все Им стоит» ; и далее, в другом месте св. Павел пишет: «Иисус Христос вчера, и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13, 8). Апостольское «вчера, сегодня и во веки» указывает на «полноту времен» от сотворения мира, на единство Сына Божьего Бога-Слова и Сына Человеческого Иисуса Христа во все времена. Именно благодаря этому нераздельному единству Богу-Слово доступно время нашего мира во всей полноте. Сын Божий Бог-Слово может явить Себя в любой момент времени нашей истории как Иисус Христос во плоти. «Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный во веки» (Рим. 9, 5).

О возможности предсуществования Иисуса Христа писал еще Ориген в своих трудах «Против Цельса» и в «Комментарии на Евангелие от Иоанна», указывая, что некоторым образом Слово Божие должно быть признано человеком всегда (т.е. в нашем тварном временном мире) и что «человеческая природа Сына Божия, которая была соединена с Его божеством, предшествует рождению от Марии» . Не ясно, каким образом он мог прийти к этой мысли, но она вряд ли может следовать из его учения о предсуществовании душ.

Показателен такой пример: главное обвинение Павлу Самосатскому (согласно «Церковной истории» Евсевия Кесарийского), которое звучало у авторов IV в. в связи с тринитарными спорами того времени, состояло в том, что он отрицал «предсуществование Христа» или иначе отрицал субстанциональное существование Слова как Сына Божия, в том числе и до Его рождения от Девы Марии . Так в Послании Первого Антиохийского собора еще до низвержения Павла Самосатского говорится: «Посему и тело, заимствованное от Девы и вместившее всю полноту Божества телесно, неизменно соединилось с Божеством и обожилось. По сей-то причине один и тот же Иисус Христос предвозвещаем был в Законе и Пророках, как Бог и человек… Таким образом, в Божественных Писаниях говорится о Христе, как о Едином, и прежде Его воплощения» . И св. Григорий Неокесарийский в своем «Подробном изложении веры» указывал: «Един Сын, один и тот же и до воплощения, и по воплощении, человек и Бог, то и другое - единое» .

Идея предсуществования Иисуса Христа нашла свое отражение в богословии св. отцов в исповедовании Сына Божьего как Иисуса Христа при толковании событий, предшествовавших рождению Иисуса, таких как сотворение мира и человека. Вряд ли это может быть просто следствием терминологии, свойственной древней Церкви. Св. Афанасий в «Четвертом слове на ариан» проводит четкое разграничение между Сыном Божиим Богом-Словом, Его предвечном вневременном рождении и Иисусом Христом. Он пишет: «Посему, под именем Христа разумеем и то и другое вместе, то есть, Божие Слово, соединенное в Марии с Тем, Кто от Марии» . Более вероятным представляется характерное для св. отцов новое, сверхчувственное восприятие времени, основанное на боговдохновенном откровении, отличное от эмпирического опыта.

Наиболее ярко идея предсуществования Иисуса Христа нашла свое отражение в богословии св. Иринея Лионского. Он писал: «И тот и другой Заветы (Ветхий и Новый) произвел один и тот же домохозяин - Слово Божие, Господь наш Иисус Христос» .«Они (Ветхозаветные патриархи и пророки) видели Сына Божия человеком, обращающимся с людьми, так как они предсказывали будущее, говоря, что Тот, Кто еще не пришел, уже присутствует» . Под Богом Ветхого Завета св. отец подразумевал воскресшего во плоти Иисуса Христа: «Это есть Слово Его, Господь наш Иисусу Христос, Который в последние времена сделался человеком среди человеков, чтобы конец соединить с началом, т.е. человека с Богом» . И далее он поясняет: «Ибо конец Закона - Христос, к праведности всякого верующего (Рим. 10, 3-4). А каким образом Христос (есть) конец Закона, если Он и не начало Его? Ибо Кто принес (с Собой) конец, Тот произвел и начало; <…> потому что Слово Божие обвыкло восходить и нисходить ради спасения бедствующих» . Здесь св. Ириней указывает, что «Слово Божие может восходить и нисходить» в наш мир через Иисуса Христа, в котором, как учили св. отцы, воипостазирована человеческая природа.

Относительно сотворения человека св. Ириней пишет: «…мы никак не могли бы получить нетление и бессмертие, если бы не были соединены с нетлением и бессмертием. Но как мы могли бы соединиться с нетлением и бессмертием, если бы наперед нетление и бессмертие не сделалось тем, что и мы» , то есть прежде сотворения человека Сын Божий Бог-Слово был уже соединен с нетленной воскресшей человеческой природой. Не только душа и дух сотворены по образу Божьему, но и плоть человека есть образ Божий: «Совершенный человек есть соединение и союз души, получающей Духа Отца, с плотью, которая создана по образу Божию» . Здесь явно св. отец подразумевает Иисуса Христа как Бога, воплотившегося и воскресшего во плоти. Ибо как иначе Бог может иметь плоть? Обоженная плоть воскресшего Христа послужила прообразом для плоти первого человека. В свете учения святых отцов о времени и вечности антропоморфизмы Ветхого завета (Быт. 3, 8) не кажутся столь уж наивными измышлениями простецов.

Указание на предсуществование Иисуса Христа можно усмотреть в творениях св. Афанасия Великого: «Он (Бог Отец) как наилучший кормчий, собственной Своей Премудростью и Собственным Своим Словом, Господом нашим Иисусом Христом спасительно управляет и распоряжается во всем мире и творит как Сам признает это наилучшим» . И далее: «Посему никому, не позавидовав в бытии, из ничего все сотворил Словом Своим, Господом нашим Иисусом Христом» . По учению св. Афанасия, род человеческий был сотворен Господом Иисусом Христом: «Создатель мира и Царь царей Бог, превысший всякой сущности и человеческого промышления, как благий и все превосходящий добротой, сотворил род человеческий по образу Своему, Спасителем нашим Иисусом Христом и чрез уподобление Себе соделал его созерцателем и знателем сущего» . По учению св. Афанасия, не только плоть, но и душа сотворена Иисусом Христом: «И не прекратится жизнь ее (души), потому что так сотворил ее Бог Словом своим, Господом нашим Иисусом Христом» . Под именем Христа св. Афанасий (см. выше) подразумевал Богочеловека, в котором явлены божественная и человеческая природы.

Учение о сотворении человека Господом Иисусом Христом получило дальнейшее развитие в богословии преподобного Николая Кавасилы. Следуя Апостолу, он учил, что Иисус был всегда, во все времена от сотворения мира: «…есть единый Иисус, который в частности и вообще был для людей в показании истинной правды и первым, и средним, и последним» . И далее: «Ибо и естество человеческое от начала составлено было для нового человека, и ум, и желание приготовлены были для него, и разум мы получили, чтобы познавать Христа, и желание, чтобы к нему стремится, память имеем, чтобы Его держать в ней, потому что и для творимых Он был первообразом. Ибо не ветхий для Нового, но Новый Адам для ветхого служит образцом» . При этом преп. Николай Кавасила подчеркивал, что в делах Божиих нет ничего невозможного, поэтому не следует удивляться предсуществованию в прошлом событий, имеющих причину своего возникновения в будущем: «Всего неуместнее думать, что совершеннейшее из всего устроено по образу несовершенного, и что худшее служит примером для лучшего, и слепые руководят видящими. Ибо не тому не должно удивляться, что оно ранее по времени, но надлежит верить, что совершенное сие служит началом несовершенного, помышляя то, что и сначала для нужды человека многое приготовлено было заранее, и человек, мерило всего, уже после всех пришел на землю» .

Св. Дионисий Ареопагит учил, что Божество «одной из своих ипостасей приобщилось нашей природы, тем самым призвав к Себе и возвысив человеческую удаленность, из которой и был неизреченно составлен единый Иисус, и тем самым протяженность времени воспринял Вечный и внутри нашей природы оказался сверхсущественно Превзошедший всякий порядок всякой природы, сохраняя пребывалище Своих свойств неизменным и неслиянным» . И пр. Максим Исповедник, следуя апостолу Павлу и св. Иринею, утверждал: «Христос-Богочеловек есть начало и конец всего домостроительства, - средина и средоточие всех веков и всяческого бытия...» ; и далее: «Ибо через Христа, или через таинство по Христу, все века и то, что в этих веках, приняли и начало, и конец своего бытия» .

Основываясь на вневременности Божественного бытия, из которого вытекает возможность предсуществования Иисуса Христа и учении св. отцов, изложенного выше, можно прийти к выводу, на первый взгляд парадоксальному, но достаточно важному в отношении христианской традиции восприятия времени. Можно утверждать, что сотворение нашего мира и человека в нем зависят не от того, что произошло в прошлом, а от того что должно произойти в будущем, от воплощения Сына Божьего Бога-Слова. Именно благодаря своему рождению от Девы Марии, крестной смерти, воскресению и вознесению к Отцу в божественный миг земной истории, Иисус Христос исполнил «полноту времен» и мог явить себя в «начале» , в воскресшем обоженном теле, при сотворении «неба и земли» и человека. Ибо если бы Он не воплотился, то и не воскрес бы, и не вознесся к Отцу, не явил бы Себя «в начале», и не сотворил наш мир и нас с вами. «Подобает отнести к Блаженной Деве и то, что люди остались живы и вообще остаются людьми. И не только они, но и небо, и земля, и солнце, и вселенная через Блаженную Деву - как растение через плод, - обрели благобытие и вообще бытие» .

Таким образом таинство Воплощения может рассматриваться как центральное событие мировой истории, имеющее космологическое значение для сотворения мира и человека. На нем, как на фундаменте, зиждится вся христианская космология. Апостол Павел пишет: «Христос за всех умер, чтобы живущие не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего» (2 Кор. 5, 15). Христос умер и воскрес для того, чтобы «люди остались живы, <…> небо и земля, солнце и вселенная <…> обрели благобытие и вообще бытие». Для этого Он явил себя в начале и сотворил наш мир и человека по образу и подобию Своему. И люди должны были жить не для себя, но «для умершего и воскресшего», чтобы в роде человеческом явила себя та единственная достойная стать матерью Сына Божьего, чтобы Сын Божий мог вочеловечиться, исполнить «полноту времен» и «возглавить свое творение». Аналогичные космологические мотивы звучат в богословии св. отцов: у преп. Николая Кавасилы: «Он создал ее (человеческую природу) с самого начала такой, чтобы, когда придет время Ему родиться (по человечеству), позаимствовать у нее для Себя Матерь. Положив прежде такое применение как некую норму, в соответствии с ним Он и образует затем человека». «Никакая другая конечная цель создания человека не может быть предпочтена этой являющейся высшей из всех и доставляющей Творцу наибольшие честь и славу» ; и у преп. Максима Исповедника: «Это (воплощение Бога Слова) есть Божественный конец, ради которого и возникло все [тварное бытие]. <…> конец, ради которого существуют все [тварные вещи]… Это есть в подлинном смысле слова предел Промысла, <…> согласно которому происходит возглавление в Боге [всех существ], созданных Им…» .

Причина кажущейся парадоксальности учения св. отцов может быть объяснена инверсией причино-следственных связей во вневременном Божественном бытие, которая несовместима с нашим чувственным эмпирическим опытом восприятия времени. Мы должны признать, что обратимость прошлого и будущего, то есть существование в прошлом событий, причина возникновения которых лежит в будущем, может является характерным свойством нашего времени, сотворенным Богом. На возможность обратимости времени указывали многие святые отцы. Так преподобный Максим Исповедник отмечал, что «В [Священном] Писании есть обычай менять времена и поставлять одно вместо другого, будущее принимать за прошедшее и прошедшее за будущее, настоящее время употреблять вместо того, которое до или после него» . И преподобный Иоанн Дамаскин учил: «Должно знать, что божественное Писание часто употребляет прошедшее время вместо будущего. Каково (например) это изречение: «"посеем на земли явися и с человеки поживе (Вар. 3, 38)". Ибо когда это говорилось, Бог еще не явил и не вступил в соединение с людьми» . Об этой же особенности времени писал и св. Григорий Богослов: «Но всякому можно видеть, что в изречениях, выражающих время, нередко ставятся времена одно вместо другого, особенно это употребительно в Божественном Писании, и не только в рассуждении о времени прошедшего или настоящего, но и будущего» . Аналогично и Иоанн Златоуст указывал: «У древних пророков было в обычае, чтобы о будущих событиях говорить так, как бы уже совершихся. Так Исаия, говоря об умерщвлении Его (Иисуса), не сказал, что Он как овча на заколение веден будет, - в будущем времени, - но: "яко овча на заколение ведеся" (Ис. 53, 7)» .

Святые отцы не пытались «втиснуть» свое богословие в узкие рамки понятий чувственного времени, сформировавшегося на бытовом уровне. Время у них отступало на второй план, не «диктовало» свои законы и правила домостроительства, не довлело над Богом, но сообразовывалось в соответствии с Его Промыслом. Как метко заметил более полутора тысяч лет назад св. Григорий Нисский: «Ибо Имеющий власть положить душу Свою о Себе и опять воспринять, когда хотел, как Творец веков, имел власть в Своих делах не быть подвластным времени, но устроять время сообразно с делами» . Время - творение Божие. Мир имеет бытие во времени, но Бог вне времени, вне причинно-следственных связей, навязанных нам временем. Таинство воплощения, сотворение мира и человека мы должны мыслить не в категориях чувственного времени, «приспосабливая» промысел Божий к нашим представлениям о времени, а наоборот, мыслить время в категориях Божественной икономии, сообразовывая само время с делами Божьими.

4. Время и вечность. Тайна тварности проявляется в противоречивом самосознании твари о вечности и временности своего бытия. Время есть актуальный синтез бытия и небытия, бывание, Werden . Настоящее, которое всегда поглощается прошлым и устремляется в будущее, есть как бы не имеющая измере-

ния точка, движущаяся в океане меонального бытия: полубытия прошедшего и будущего, - уже-не-бытия и еще-не бытия. В интуиции временности ощущается антиномия тварности, - бо-жественного начала, погруженного в ничто и его собой оплодотвори-вшего. Ибо время есть преходящесть и ничтожество всего сущего, но вместе и возможность всего бывающего, πάντα ρεΐ бытия. Самое созна-ние временности, с его жгучестью и остротой, порождено чувством сверхвременности, не-временности жизни, оно родится лишь при взгляде во время из вечности. Завистливый Хронос ревниво пожирает детей своих, все умерщвляя, обесценивая, низвергая; жизнь есть какое-то тор-жество всеобщего умирания. Едва ли чему иному поэты и мудрецы всего мира отдавали столько вдохновений, как воплям и стенаниям времен-ности. Кто хочет с наибольшей силой ощутить эту мрачную лирику, пусть ознакомится с величественным «чином погребения», надписыва-емым именем вдохновенного песнословца Иоанна Дамаскина.

Самогласны, гл. 1-й. «Кая житейская сладость пребывает печали непричастна? Кая ли слава стоит на земле непреложна? Вся сени немощнейша, вся соний прелестнейша; единым мгновением, и вся сия смерть приемлет...

Гл. 3-й. Вся суета человеческая, елика не пребывают по смерти: не пребывает богатство, ни сшествует слава: пришедшей бо смерти сия вся потребишася...

Гл. 4-й. Где есть мирское пристрастие? где есть привременных мечтание? где есть злато и сребро? где есть рабов множество и молва? вся персть, вся пепел, вся сень...

Гл. 5-й. Помянух пророка вопиюща: аз есмь земля и пепел и паки рассмотрих во гробех и видех кости обнажены, и рех: убо кто есть царь, или воин, или богат, или убог, или праведник, или грешник?

Стихиры. Яков живот наш есть? цвет и дым, и роса утренняя воистину. Приидите убо, узрим на гробех ясно: где доброта телесная? где юность? где суть очеса и зрак плотский? Вся увядоша яко трава, вся потребишася...

Приидите, братие, во гробе узрим пепел и персть, из нее же создахомся, камо ныне идем? что же быхом? кий убог или богат или кий владыка? кий же свободь? и не вси-ли пепел? доброта лица согни, и юности весь цвет увяди смерть.

Воистину суета и тление вся житейская, виды и бесславная; вси бо исчезаем, вси умрем: царие же и князи, судии и насильницы, богатии и убозии, и все естество человеческое; ныне бо, иже иногда в житии, в гробы ввергаются...

Вси телеснии ныне органы праздни зрятся, иже прежде мало движимы бяху, вси недействительни, мертви, нечувственни: очи бо заидоша, связастеся нозе, руце безмолствуете, и слух с ними, язык молчанием заключися гробу предается; воистину суета вся человеческая».

Но из глубины уныния, среди печального молчания, слышится неумолчный шепот, робкий и тихий, но вместе с тем уверенный и незаглушимый: ты - вечен и только родился для времени, - оно в тебе, а не ты в нем, это ты развертываешь и свиваешь его свиток в памяти своего духа, связываешь

миги времени в не-прерывный его поток, зришь прошлое и будущее из каждого мига настоящего. Время и вечность соотносительны: время не ощущалось бы в течении своем, не суммировалось бы из отдельных разорванных моментов, если бы этого не совершал сверхвременный субъект времени. Время сополагается вечности 1), есть не что иное, как вечность, простершаяся в бытие, творчески объявшая ничто. Поэтому временность есть всеобщая форма бытия, качество тварности 2), которому подвластна вся тварь: и ангелы, и человеки, и весь мир. При этом время может быть различно, временность получает выражение в конкретных, окачествованных временах: время для ангелов, надо полагать, иное, нежели для людей 3), и для человека иное, чем для животных. Раз-

1) У св. Максима Исповедника встречаем такую формулу: «« Αὶὼν γὰρ ἐστὶν ὁ χρόνος , ὅταν στῆ τῆς κινήσεως καὶ χρόνος ἐστὶν ὁ αὶὼν , ὅταν μετρηται κινήσει φερόμενος , ὡς εἶναι τὸν μὲν αἰῶνα , ἵνα ὡς ἐν ὅρω περιλαβών εἴπω , χρόνον ἐστερημένον κινήσεως , τὸν δὲ χρόνον αἰῶνα κινήσει μετρούμενον » (St . Maximi. Confessoris Quaest. ad Thalass . Migne t. 90, 1164). «Вечность есть время, когда останавливается в движении, а время есть вечность, когда умеряется как выражающееся в движении, так что можно определить вечность как время, лишенное движения, а время как вечность, измеряемую движением».

2) Плотин, хотя в своей эманативной системе не знает понятия тварности, тем не менее также считает время свойством низшего, тварного бытия, от него свободна область бытия божественного:

« Τοῖς δὲ πρώτοις καὶ μακαρίοις οὐδὲ ἕφεσίς ἐστί τοῦ μέλλοντος , ἤδη γὰρ εἰσι τὸ ὅλον , καὶ ὅπερ αὐτοῖς οῖον ὀφείλεται ζῆν , ἔχουσι πᾶν , ὥστἑ οὐδὲν ζητοῦσι διότι τὸ μέλλον αὐτοῖς οὐδὲν ἐστὶν οὐδ ’ ἄρα ἐκεῖνο ἐν ὦ τὸ μέλλον . Ἡ οῦν τοῦ ὄντος παντελὶς οὐσία καὶ ὅλη , οὐκ ἡ ἐν τοῖς μέρεσι μόνον ἀλλὰ καὶ ἡ ἐν τῶ μηδ ’ ἄν ἔτι ἐλλείψειν , καὶ τῶ μηδὲν ἀν μὴ ὄν αὐτῆ προσγενέσθαι . Οὐ γὰρ μόνα τὰ ὄντα πἀντα δεῖ παρεῖναι τῶ παντί καὶ ὅλω ἀλλὰ καὶ μηδέν τοῦ ποτὲ μὴ ὄντος . Αὕτη ἡ διάθεσις αὐτὸν καὶ φύσις εἴη ἄν αἰών γὰρ ἀπό τοῦ ἀεὶ ὄντος » (Enn . I II , I. VII, с. III).

«Для первых и блаженных (начал) не существует стремления к будущему, потому что они уже суть целое и имеют все, что может быть нужно для жизни; посему они ничего не ищут, а поэтому и будущее есть для них ничто: не в чем состоять будущему. Итак, совершенна и целостна сущность существующего, она не может (распадаться) на части, да и не может иметь в чем-либо восполнения, и ничто из не-сущего не может к нему присоединиться. Ибо не только все сущее должно принадлежать ко всему и целостному, но и (не должно быть причастно) ничто из не-сущего в каком бы то ни было смысле. Все содержание его и природа как бы есть вечность, ибо вечность - α ἰὼ ν от всегда - ἀ ε ῖ сущего». См. всю VII книгу третьей Эннеады «О времени и вечности».

3) «Об этом свидетельствует и блаж. Августин, который говорит: «Хотя мир духовный (ангелов) превыше времени, потому что, будучи сотворен прежде всего, предваряет и сотворение самого времени; несмотря, однако ж, на то, превыше его господствует вечность самого Творца, от Которого и он чрез сотворение получил свое начало если не по времени, которого не было еще, то по условию бытия своего. Итак, творение этого мира - от Тебя, Боже наш, но и они совсем не то, что Ты, и существо их совершенно отлично от существа Твоего. Ибо хотя мы и не усматриваем никакого времени ни раньше их, ни в них самих, потому что они всегда наслаждаются лицезрением Твоим и никогда не уклоняются от Тебя, так что они не подвергаются никакому изменению, однако им присуща изменчивость (inest ipsa mutabilitas ), вследствие которой они могли бы и омрачаться в познании Тебя и охладевать в любви к Тебе, если бы они не освещались светом Твоим» («Исповедь», кн. XII, гл. XV); цит. по изд. Киевской Дух. Академии «Творения блаж. Августина», ч. I, Киев, 1907).

рушительная сила временности, тленность, может не только получать развитие, но и преодолеваться во времени, сводясь к потенциальности, и тогда время становится тем, чем его считал Платон (в Тимее), а именно «некоторым подвижным образом вечно-сти», « είκών δ " επινοεΐ κινητόν τίνα αιώνος νοιήσαι » (37 D). Злое время, «распаленный круг бытия», есть огненное колесо, схваченное тисками жадного ничто. Но, по мере того как тиски эти разжимаются, делаются нечувствительны, ничто становится бессильной потенциальностью, скрытой основой бытия, все победнее звучит небесная музыка «жизни вечной», составляющей предмет христианских упований и обетовании и опытно ведомой святым. Вечность лежит не за временем или после времени, но наряду с ним, над временем, как для него идеал, и под временем, как его основа, которая ощущается временем лишь чрез призму ничто, небытия. В любом миге бытия, в каждом его моменте просвечивает вечность, целостная и неделимая, в которой нет настояще-го, прошлого и будущего, но все, что бывает, вневременно есть. Вертикальные сечения времени проникают в вечность, поэтому-то ничто из того, что только однажды мелькнуло во времени, не может уже исчезнуть, обратиться в небытие, ибо имеет какую-то проекцию в веч-ность, есть сама она в одном из бесчисленных ликов своих. В этой свободе от временности, в этой неистребимости раз бывшего заключает-ся и радость бытия, и страх пред вечностью, ее угроза: на «Страшном Суде» ничто не позабудется и не укроется.

Что же есть время? Только ли субъективная форма сознания, как провозглашено Кантом? И да, и нет. Будучи всеобщей «трансценден-тальной» формой опыта, как бы призмой сознания, время существенно связано с небытием, с погруженностью твари в ничто. Временность выражает собой состояние тварности в разных ее модальностях и при-надлежит нашему «трансцендентальному субъекту», выражающему тварное восприятие мира. Однако субъективность времени в этом смыс-ле вовсе не исключает онтологической и вполне объективной природы этого состояния: время не кажется только, но оно есть и именно выража-ет тварное бытие. Иначе говоря, оно имеет не субъективную только природу, но субъективно-объективную, в нем осознается тварность, причем попытка продумать идею времени ведет к той же антиномии, как и идея творения (см. выше). Это обнаруживается, как только мы попро-буем поставить вопрос о начале времени: началось ли время во времени, или что предшествует времени? Этими трудностями интересовались еще современники блаж. Августина, которые ставили искусительные вопросы о том, что Бог делал до сотворения мира, и Августин разбирает их в XI книге «Исповеди», которая дает и доселе непревзойденный анализ времени.

Августин основательно отвечал своим совопросникам, что «до сотворения неба и земли Бог не делал ничего, ибо прежде сотворения неба и земли не было и времени, уместен ли вопрос, что Бог делал тогда? Без

времени немыслимо и тогда» 1). «Ты не предваряешь временем времени, иначе не все времена пред-варял бы. Но Ты предшествуешь всем временам прошедшим безначальной вечностью своей, всегда присущей Тебе, и ею же переживаешь все времена будущие, которые лишь только наступают, тотчас же обращаются в прошедшие, между тем как Ты тойжде ecu, и лета твои не оскудевают» 2). «Итак, не было такого времени, когда бы ты оставался в бездействии, потому что и самое время есть твое же произведение. И нет времени тебе совечного, потому что Ты пребываешь всегда один и тот же неизменно, а время перестало бы быть временем, если бы не изменялось» 3). Поэтому «слово прежде неприложимо там, где нет времени, и самые слова их, что «Ты прежде ничего не творил», не имеют иного значения, кроме того, что творение Твое не во времени. Да уразумеют они, что никакого времени не могло быть прежде творения, а с творением явились и самые времена» 4). Приблизительно в том же смысле, как и Августин, высказывается по этому вопросу и Дионисий Ареопагит. «Бог есть царь веков... и Он не был, ни будет, ни стал, ни становится, тем более не есть, но сам Он есть бытие сущим (το εἴναι τοῖς οὖσιν ) и не только сущее, но и само бытие сущего, из предвечно (προαιωνίως ) сущего» (de n . d ., V, 4, col . 817). «Всякое время и веч-ность от Него» (V, 5). «Он имеет преизбыточно пребытие и сверхбытие (τὸ προεῖναι καὶ ὑπερεῖναι προέχων καὶ ὑπερέχων ), Он установил бытие как таковое (αὐτό φημι καθ " αὐτὸ τὸ εῖναι προϋπεστήσατο )» (V, 5, col . 820). «Бога надо славить и как вечность (ὡς αἰῶνα ) и как время, как виновника всякого времени и вечности, как ветхого днями, как прежде времени и выше времени (πρὸ χρόνου καὶ ὑπέρ χρόνου ) и полагающего времена и сроки» (X, 3, col . 910).

Вопрос о времени происхождения времени неизбежно возникает, если ставить проблему времени в плоскости логики времени, которая необходимо требует прежде и после: в них оно никогда не может остановиться в своем беге. Всякий миг бытия жаждет прикрепиться к какому-нибудь прежде, чтобы на нем успокоиться, но это прежде неминуемо само оказывается после, ищет своего собственного прежде, и так до бесконечности в обе стороны. Время всегда ищет своего конца и начала, но не может найти их, ибо такова его природа 5). Вопрос о начале времени, как о безначальном начале, или

1) Si autem ante coelum et terrain nullum erat tempus , cur quaeritur , quid tune faciebas ? non enim erat tune , ubi non erat tempus (Augustini . Confessiones, XI, 13)4.

2) Nec tu tempore praecedis: alioquin non omnia tempora praecederes. Sed praecedis pmnia praeterita celsitudine semper praesentis aeternitatis et superas omnia futura, quia ilia futura sunt, et cum venerint, praeterita erunt; tu autem idem ipse es, et anni tyi поп deficient (XI, 13).

3) Nullo ergo tempore non feceras aliquid, quia ipsum tempus tu feceras. Et nulla tempora tibi coaeterna sunt, quia tu permanes; at ilia si permanerent, non essent tempora (XI, 14).

4) Videant itaque nullum tempus esse posse sine creatura et desinant istam vanitatem loqui. Extendantur etiam in ea, quae ante sunt , et intellegent te ante omnia temporaaeternum creatorem omnium temporum neque ulla tempora tibi esse coaeterna nee ullam creaturam, etiam si est aliqua supra tempora.

5) Ср. аналогичные рассуждения о времени у Шеллинга в « Philosophie der Offenbarung », I, 306-309, II, 108-109.

как о после без всякого прежде, приводит к непримиримой антиномии, и уйти от нее можно, только уйдя из времени. Временность должна погаснуть и обессилеть, линия времени слиться в точку, когда «времени больше не будет», как клянется ангел в Апокалипсисе, только так может разрешиться ан-тиномия времени 1).

И однако временность как образ тварности содержит в себе неист-ребимые временем побеги вечности. Бог, силою Своею вызывая мир к бытию, присутствует и во времени, ибо в нем протекает процесс теофанический, который есть в то же время и теогонический. И вопрос, занимавший современников блаж. Августина, именно о том, что делал Бог до творения мира, тем самым расширяется в более общий вопрос об отношении Творца к творению или о реальном присутствии Его во времени, о самоуничижении Творца чрез вхождение во временность и как бы совлечение с себя вечности.

Признать всю реальность этого вхождения, при котором риза веч-ности закрывается рубищем временности, нам повелевают не только отвлеченные соображения, но и конкретное содержание христианской религии. Ибо можно ли отрицать реальность времени, когда в исполнив-шиеся времена и сроки воплотился Бог, произошло рождество Христо-во, протекла земная Его жизнь, свершилось Его воскресение и вознесе-ние? Если вечность облекается временностью, то и время оказывается чревато вечностью и рождает ее плод. Необходимо поэтому принять, что между временем и вечностью есть соотносительность - время обосновывается вечностью; но при этом между ними существует и hiatus , ибо вечность трансцендентна временности, противится станов-лению. Присутствие Бога в твари, вечность во временности, нужно понимать как теофанию, преломление в призме времени вечно сущего, которое посылает свет и тепло всему, подобно солнцу, само ни в чем не нуждаясь, ничего не принимая и не теряя. Говорить о какой-либо прибыли для Бога от творения - в том ли смысле, как учит об этом Шеллинг, или в каком-либо ином - значит допускать восполнение вечности временем, т. е. отрицать вечность, а тем самым и временность. Временное может лишь потонуть в океане вечности, в него излившись, но ничего не прибавив к его полноте. Однако, будучи питаемо им, оно имеет подлинное бытие, хотя и не безосновное, ибо основа его в веч-ности, но все же реальное и самобытное, ибо здесь действует творческая сила Бога, в ничто воздвигающая мир; в миротворении, в теофании, происходит и теогония. Бог, оставаясь существом своим (οὐσία ) превы-ше

1) «Время не предмет, а идея. Погаснет в уме», - говорит Кириллов у Достоевского («Бесы »). Некоторыми современными писателями время рассматривается как «четвертое измерение» (П. Д. Успенский . Tertium organum . Его же. Четвертое измерение. 1914; Хинтон . Четвертое измерение и новая эра мысли). Допуская возможность пространственного восприятия времени, мы не видим, однако, здесь учения о метафизической природе временности в его отношении к вечности.

мира, творческой силой своей (ἐνέργεια ) присутствует во временном процессе, рождается в нем: на острие меча антиномии держится это соотношение вечности и временности.